В заголовке можно было бы поставить не точку, а знак вопроса. В самом деле, были ли в шаге от глобального сотрудничества СССР, США и Великобритания, когда столько "мин" было заложено под их союзничество и партнерство? Наталья Нарочницкая как-то заметила: "вместе с Ялтой родилась и контр-Ялта".

Это действительно так. Весной 1945 года, сразу после ялтинской конференции, в тиши кабинетов уже вырабатывались вполне конкретные планы по сдерживанию СССР, и не только сдерживанию. Пробивались первые ростки доктрины "отбрасывания" Советского Союза, хотя сами создатели на тот момент считали эти схемы и планы "немыслимыми". "Немыслимое" (Operation Unthinkable) — так и назывался доклад Объединенного штаба планирования военного кабинета Великобритании, согласно которому Россию надо было вытеснить из Восточной Европы и Германии. Называлась и условная дата начала боевых действий — 1 июля 1945 года. Доклад готовился по личному распоряжению Черчилля.

Гитлер, отвечая на вопросы тех из его окружения, кто убеждал его после открытия Второго фронта срочно начать сепаратные переговоры на Западе, призывал к терпению, напоминая о том, что "в мировой истории коалиции всегда гибли". Он исходил из опыта прошлого. Распадаясь, коалиции перечеркивали и все то, что они намечали совместно делать в будущем; разрушались и договоренности, которые они достигли, будучи связанными союзными отношениями.

И в этом смысле Ялта — определенный исторический парадокс. Военная коалиция трех держав распалась весьма скоро, а вот ялтинские решения заложили фундамент послевоенного мироустройства на десятилетия вперед, и продолжают оказывать свое влияние по сей день.

Военные доклады о ходе боевых действий занимали немалое место во время Крымской встречи, но каждого из участников беспокоил вопрос: а что после? Ослабленная войной и оккупацией Франция и близкий разгром Германии создавали геополитический вакуум в Европе, и это возлагало особую ответственность на три великие державы. Истерзанная войной Европа, весь мир ожидали от победителей качественно новых подходов. Все понимали: мир должен стать иным.

Тяжелая болезнь торопила Рузвельта и делала его беспокойнее других в Ялте. Сталин и Рузвельт, а также значительная часть их окружения переживали весну в советско-американских отношениях. Советник Рузвельта Гарри Гопкинс писал: "Русские доказали, что они могут быть разумными и дальновидными. И ни у президента, ни у кого-либо из нас не было ни малейшего сомнения в том, что мы можем жить с ними в мире и сотрудничать так долго, как только можно себе представить". Самнер Уэллес, заместитель госсекретаря США, писал, что в те дни Рузвельт считал необходимым, чтобы оба правительства — США и СССР — осознали, что в "области международных отношений взятые ими курсы могут быть всегда параллельными, а не антагонистическими". Рузвельт требовал от своих сотрудников понимания того, что без советско-американского сотрудничества сохранить глобальный мир будет невозможно.

Надо сказать, что Рузвельт был последователен в своем курсе на глобальное сотрудничество с Москвой. В марте 1945 года на совместном заседании Палаты представителей он заявил: "Мир, который мы строим, не может быть американским или британским миром, русским, французским или китайским. Он не может быть миром больших или малых стран. Он должен быть миром, базирующимся на совместном усилии всех стран". И дальше: "Здесь у американцев не может быть среднего решения, мы должны взять на себя ответственность за международное сотрудничество. Или мы будем нести ответственность за новый мировой конфликт".

Однако это выступление Рузвельта не было услышано Конгрессом, который буквально через несколько дней принял решение не выделять кредиты Советскому Союзу для восстановления его промышленности. Несмотря на очевидные колебания и сомнения, Рузвельт все же до конца остался верен необходимости союза победителей для обеспечения мира.

Но с Черчиллем все обстояло намного сложнее. Накануне Ялты, 6 января 1945 года, Сталин получил от Черчилля послание. Он писал: "На западе идут очень тяжелые бои, я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте, где-нибудь на Висле или в другом месте?" И меньше чем через неделю началась Висло-Одерская операция против немецкой группировки армий "А". Советские части продвинулись на 500 километров в глубину! Как для немцев, так и для союзников это был шок. Накануне мощный удар немецких танковых дивизий на глубину в 90 км создал критическую ситуацию в Арденнах. Союзные генералы умоляли Черчилля, а Черчилль Сталина предпринять что-нибудь. Но на такой ошеломляющий результат Красной Армии они не рассчитывали. Этот "военный фактор", несомненно, определял атмосферу на Ялтинской конференции.

Впрочем, дело не только в этой отдельной операции. Черчилль прекрасно отдавал себе отчет о том, как распределялось бремя войны между союзниками. Хотел бы привести высказывание Макса Хастингса, английского историка, автора недавно изданной монографии, которая так и называется "Война Уинстона: Черчилль 1940-45 гг.". Он пишет: "В июле 1943 года, — продолжает М.Хастингс, — после четырех лет войны Великобритании с Гитлером и 20 месяцев со времени вступления в войну США, только восемь дивизий западных союзников воевали с нацистами в Сицилии, где их общие потери насчитывали не более 6 тыс. человек". В то же время Красная армия напрягала титанические силы в битве под Курском, в которой приняли участие 4 млн. человек с обеих сторон и общее число жертв составило 500 тысяч. "Русские, — пишет Хастингс, — понесли самые многочисленные жертвы, уничтожая нацизм, и только потом получили поддержку со стороны британских и американских вооруженных сил".

Имея за плечами опыт Первой мировой войны, Черчилль в свое время произносил очень проникновенные слова о роли русской армии и руководстве армией Николаем II. Когда же Черчилль приезжал в августе 1942 года в Москву, он писал: "Я размышлял о своей миссии в этом… большевистском государстве, которое я очень настойчиво пытался задушить при его рождении".
Однако Черчилль отказывается ставить на одну доску нацизм и Советский Союз. Для Черчилля была особенно омерзительна теория нацизма, расизма, чем советская идеология никогда не страдала.

И вот весна 1945 года. Гром орудий, казалось, доносился из Европы не в такую уж далекую Ялту. Черчилль и Рузвельт, конечно, преследовали разные цели. Рузвельту во что бы то ни стало нужно было добиться вступления Советского Союза в войну против Японии. Причем в максимально сжатые сроки. А Черчилль хотел развязать себе руки для действий в Греции и в целом в Средиземноморье.

Британский премьер удивил Москву, когда во время своего визита 9 октября 1944 года предложил раздел ряда государств Центральной и Юго-Восточной Европы. Могу привести цифры. России предлагалось 90% территории Румынии, 75% — Болгарии, по 50% — Югославии и Венгрии. Никто из собеседников Черчилля, вспоминал позже Молотов, так и не понял, по каким критериям, собственно, могли быть реализованы подобные предложения. Советская сторона отклонила эти инициативы, назвав их "грязными".

Стало уже публицистическим клише, будто ялтинская конференция стала символом такого типа глобального управления, когда великие державы диктовали свою волю малым народам. Надо признать — не было в истории такого периода, когда бы великие державы не брали на себя ответственность за судьбы малых государств и целых регионов. Вспомним хотя бы, многочисленные разделы Польши, и совсем недавние примеры — раздел Югославии или то, что сегодня называется "атлантической" или "брюссельской дисциплиной", называйте как хотите… Так что делать "Ялту-45" чем-то выдающимся в этом смысле было бы антиисторично.

Весной 1945 года, когда речь заходила о глобальном партнерстве, Черчилль отличался наибольшим прагматизмом, исходя из положения Британской империи, существенно ослабленной войной. Интенсивные переговоры с Москвой, которые велись накануне и сразу после Ялты по инициативе Лондона, свидетельствуют о желании тесного взаимодействия в вопросах будущего Европы. Примечательно, что во многом идеалистические надежды на глобальное партнерство помогли совместно выработать и региональные решения, и частные компромиссы. Идеализм поставленной цели, "мечта" о глобальном партнерстве, которой не суждено было осуществиться в полной мере, определяли атмосферу Ялты и первых весенних дней 1945 года. Больше того, именно установка на глобальное партнерство сыграла решающую роль в создании ООН и ее Устава.

В заключение приведу высказывание бывшего американского посла в Москве Джона Байерли (2008 — 2011 г.г.): "Я убежден, что особенно в такие периоды напряженности и недопонимания, как сейчас, важно еще раз вернуться к нашему альянсу во время Второй мировой войны, когда наши различия были гораздо сильнее, чем сейчас, но тем не менее нам удалось выработать прагматичный и продуктивный подход к сотрудничеству, который послужил не только нашим личным интересам, но и помог изменить ход истории".

Армен Оганесян