Выступая на Девятнадцатом Всемирном Русском Народном Соборе, Патриарх Кирилл подчеркнул, что князь Владимир, принимая Христианство, сделал не европейский, а русский выбор.

Значительную часть своей речи предстоятель нашей церкви посвятил аргументам в пользу существования особой Русской цивилизации, отдельной от Европы.

Этот тезис вызвал немало критических отзывов, от прямого отрицания в либеральном лагере до плохо скрытой иронии в формально аполитичных СМИ.

О том, принадлежит Россия Европе или нет, спорили ещё Чаадаев и Хомяков, Грановский и Данилевский. Сегодня эту тему на портале «Руснекст» обсуждают культуролог Григорий ГЛУШЕНКОВ, представитель Экспертного центра ВРНС Владимир ТИМАКОВ и наш корреспондент Екатерина КРАВЕЦ.
КРАВЕЦ: Всемирный Русский Собор, который состоялся 10 ноября, дал публике пищу для дебатов. Посмотрите только на заголовки в печати: «Патриарх Кирилл усомнился в «европейском выборе» («Бизнес-газета»), «РПЦ отделила Россию от Европы» («НГ») и так далее...

Многие соотечественники не согласятся с тезисом Святейшего. У нас немало людей, которые считают или хотят считать себя европейцами...

ТИМАКОВ: Хотят считать — это многозначительная оговорка!

КРАВЕЦ: Неважно, хотят или считают. Это их выбор. Но если на Соборе прозвучало, что Россия не Европа, первый вопрос: почему?

«НЕЕВРОПА» ИЛИ «ДРУГАЯ ЕВРОПА»

ТИМАКОВ: Если говорить на языке науки, то хотя бы потому, что ни один из признанных мировых мэтров, занимавшихся теорией цивилизаций, не считал Россию Европой. Ни с той стороны — Шпенглер, Тойнби, Хантингтон.

Ни с нашей — Данилевский, Кожинов, Панарин.

Все, кто профессионально занимался проблемой, признавали, что Россия и Европа принадлежат к разным культурным типам, к разным социумам, разным локальным цивилизациям. Тойнби, например, насчитывал пять великих ныне живущих цивилизаций: Западную, Российскую, Исламскую, Индийскую и Дальневосточную. Хантингтон добавил к списку ещё три — Латиноамериканскую, Африканскую и обособил на Дальнем Востоке Японскую, а потом ещё выделил Буддистскую в Юго-восточной Азии. Данилевский делал акцент не на религиозном, а на национально-языковом факторе.

Он называл нашу цивилизацию Славянским типом, западную — Романо-германским, а исламский мир делил на Арабский и Иранский типы.
Но, при всём многообразии подходов, никаких версий о единстве России и Западной Европы у профессионалов нет. Это две разные цивилизации.

ГЛУШЕНКОВ: Всё-таки, несмотря на категоричность предложенного деления, нельзя отрицать родство европейской и российской культур. Тот же Тойнби не противопоставлял Россию Европе. Он выделял Россию и Запад, цивилизации, которые вполне можно рассматривать как две ветви европейской мегацивилизации — православную и католическую. И мы вполне могли бы говорить о существовании двух Европ — Восточной и Западной...

ТИМАКОВ: Послушайте, когда нам говорят «европейское качество», «европейский стандарт», «настоящие европейцы» — это что, болгар имеют в виду, черногорцев или, может быть, украинцев? Ведь речь идёт только о западных европейцах — немцах, англичанах, французах! А поскольку под словом «Европа» подразумевается именно «Западная Европа», то не стоит влезать в этот вагон, который прочно и давно занят.

Россия — это явление, равноценное Европе, которая в политическом языке суть синоним Европы Западной. Нам нет смысла пристраиваться к европейцам и доказывать, что мы такие же, как они. Надо утверждать своё национально-культурное «я».

ГЛУШЕНКОВ: Но и категорично отказываться от Европы тоже нельзя, поскольку так мы оттолкнём от себя своих же родственников. Для нас, русских, освоивших половину Азии, допустима роскошь не считать себя европейцами. Но для сербов или для украинцев, для других славянских народов такой разрыв в сознании невозможен. Дилемма — с Россией или с Европой — для них болезненна и не всегда решается в нашу пользу, что показал Майдан.

Поэтому для нас правильнее не обособляться от Европы полностью, а стать лидером Восточной Европы, которая будет в чём-то сотрудничать, а в чём-то соперничать с Европой Западной.

ТИМАКОВ: Для того чтобы народы Восточной Европы стали единым сообществом, конкурирующим с Западной Европой, им нужно какое-то самоназвание. Поскольку понятие «Европа» узурпировано западной частью континента, необходима другая основа идентичности.

ЕВРОПА — КАКОГО СОРТА?

КРАВЕЦ: Ну да, нужно с этим определиться. Если мы не европейцы, то кто? Азиаты? Евразийцы?

ТИМАКОВ: Вот так нам навязывают чёрно-белое видение мира, как в примитивном, устаревшем телевизоре: Европа — Азия, европейцы — азиаты. Если не европейцы, то азиаты. Или зебра полосатая — евразийцы. Всё в двух цветах. Скажите мне, персы и китайцы — это одна цивилизация?

ГЛУШЕНКОВ: Совершенно разные, тут и речи быть не может.

ТИМАКОВ: Отлично! Так их как, всех азиатами называть? Только потому, что Азия большая и в ней много цивилизаций уместилось? Да ни в коем случае.

Нам просто навязывают это примитивное деление: Европа — высшая раса, Азия — низшая раса. И предлагают сделать выбор: вы с высшими или с низшими? Если вы с высшими, тогда идите к европейцам в ученики и признайте их своими учителями — глядишь, когда-нибудь дорастёте им до плеча. А если вы с низшими, то идите к тем же европейцам, но в чистильщики сапог, без перспективы роста. Выбор-то на самом деле безальтернативный, в любом случае надо признать Запад центром мира. Но мы свой выбор, по-моему, уже сделали, — под Сталинградом, — когда растолковали всему миру, что никаких «высших» не будет — ни над нами, ни сбоку от нас.

КРАВЕЦ: Это очень интересная логика получается. Ведь наш человек, когда заявляет себя европейцем, рассчитывает, что он-то «первосортный», что он не хуже их. А по-Вашему, русский или, например, украинец, назвав себя европейцем, занимает приниженное положение?

ТИМАКОВ: Конечно. Потому что он сразу же вынужден признать, что все наши отличия от Европы — результат недоразвитости, аномальности или неполноценности. Что мы вроде Европа, но пока ещё не вполне... Русский, объявивший себя европейцем, автоматически признаёт себя продуктом недоразвитого общества, продуктом «Европы второго сорта».

КРАВЕЦ: Но лично себя-то каждый считает «европейцем первого сорта»...

ТИМАКОВ: Кому-то, может, это и нравится, чувствовать себя «алмазом среди дерьма». Это чувство нарциссизма — один из истоков российского и украинского европейничанья.

ГЛУШЕНКОВ: Вообще-то такое чувство абсолютно чуждо русской православной культуре, как и деление народов на «высшие» и «низшие». Появление таких мотивов — а то, о чём вы говорите, действительно имеет место — говорит о глубоком ущербе, который нанесён нашему культурному ядру. На Руси никогда не ценились гордыня, тщеславие, похвальба богатством, силой, карьерным успехом. Такое желание примкнуть к Европе, к Западу, чтобы получить ярлык качества, чтобы превознестись над другими — людьми или народами — это признак отрыва от русских культурных корней.

КРАВЕЦ: На Украине это особенно заметно, как одни объявили себя европейцами, а других назвали ватниками. Причём стремление в Европу часто сопровождается неприязнью ко всему русскому...

Но мы немного отклонились от темы. Если мы не европейцы, то кто? Россияне, может быть? Но в категорию «россияне» не попадают украинцы и белорусы, которые точно принадлежат к той же самой цивилизации, что и граждане России.

РУСКАЯ, ПРАВОСЛАВНАЯ, СЕВЕРНАЯ...

ГЛУШЕНКОВ: На мой взгляд, самый точный термин — Православная цивилизация. В основе нашего культурного кода лежит Православное христианство. Оно и объединяет русских с украинцами, белорусами, сербами, определяет сходство наших ценностей, стереотипов поведения.

Во время конфликта в Югославии это проступило очень явственно. Там был действительно конфликт цивилизаций, и каждый безошибочно угадывал своих. Невероятно, чтобы русский поехал добровольцем воевать против сербов, немец — против хорватов или турок — против албанцев. Люди угадывали свою сторону каким-то глубинным чутьём, и даже те, кто вообще никогда не верил в Бога и не имел представления о религии, чётко оказывались по нужную сторону конфессиональной границы.

КРАВЕЦ: Вот жалко, что на Украине сегодня этого нет. Если бы мы все оказались по свою сторону конфессиональной границы, то униатский Львов просто шапками бы закидали, и на Евросоюз никто б не польстился.

ТИМАКОВ: Судя по Украине, получается, что религия — не единственная черта цивилизации, хотя и очень важная. Есть другие мотивы, которые тянут людей в ту или иную сторону, их тоже надо учитывать.

Обратите внимание, как ловко проведено разделение цивилизаций у Хантингтона: он имплементировал религиозную основу всем культурам, кроме своей собственной, которую скромно назвал просто Западной. Но он же не простой парень, а высокопоставленный сотрудник Совета национальной безопасности США. И он не мог не преследовать геополитических целей, помимо служения науке, истине. А цель угадывается простая — расколоть нашу страну на Православную и Исламскую цивилизацию, превратить Россию в поле боя.

Свою же, Западную цивилизацию, Хантингтон подаёт как универсальную, стоящую выше религиозных традиций, что в подтексте может содержать приглашение к объединению под её лидерством всех народов.

Если использовать этот метод, для нас, возможно, могло бы стать удачным рабочим названием — Северная цивилизация. Мы действительно сумели построить великую державу в таких холодных широтах, к каким остальные или не подступились вовсе, или смогли создать в них только государства-сателлиты, вроде Канады.

Термин «цивилизация Севера» открыт и для православных народов, и для мусульман, и для всех, кто готов жить с нами по нашим правилам.

ГЛУШЕНКОВ: Всё равно религиозный принцип работает сильнее любого другого. Мы с Вами можем много лет растолковывать парню-исламисту, что вместе с ним живём на Севере и принадлежим к одной цивилизации, а он головой покивает-покивает, а потом соберёт котомку и поедет воевать за ИГИЛ.

СВОИ ВЫБИРАЮТ СВОИХ

КРАВЕЦ: Думаю, для читателя всё ещё не закрыт вопрос, чем отличается Россия от Европы? То, что научные мэтры так считают, для доказательства недостаточно. Мы же не должны им слепо доверять. Нужны краткие, ясные аргументы.

ТИМАКОВ: Наш собеседник уже упомянул разделение во время войн, в той же Югославии. Свои поддерживают своих, и это повторяется из века в век.
Данилевский свой труд «Россия и Европа» написал после Крымской войны, когда все европейцы ополчились против России. За что? За то, что она защищала православных христиан в Османской империи. Надежды на то, что нас поддержит кто-то из партнёров по «Священному союзу»: Пруссия или Австрия, — оказались призрачными. Немецкие государства проявили европейскую солидарность и сочувствовали англо-французской коалиции. То есть европейцы дружно боролись против консолидации чужого для них православного мира под лидерством России.

И в сегодняшней, «холодной крымской войне», полтора века спустя, Европа откровенно демонстрирует, что она не с нами, что русские для них — чужие, что укрепление и консолидация нашей цивилизации для них нежелательны. Немцы хотят жить вместе? Это замечательно, падение Берлинской стены — это праздник. Русские хотят жить вместе? Это ужасно, Крымский референдум — это преступление. Такова единодушная позиция большинства европейцев, а не каких-то отдельных стран.

Как после этого сказать, что мы с ними единая цивилизация?

«ЛИНИЯ ХАЙНАЛА» И «ЛИНИЯ КОНЧИТЫ ВУРСТ»

КРАВЕЦ: Нам могут возразить, что нас разделяет политика, но культура-то у нас общая, европейская... Балет, литература, театр?

ГЛУШЕНКОВ: Я бы не стал торопиться объявлять балет, литературу и театр специфически европейскими проявлениями культуры. Да, импульс к развитию они обрели в Западной Европе, и триста лет назад выглядели как сугубо западноевропейские виды искусства, в то время как рядом, на Руси и на Ближнем Востоке, многие жанры ограничивались религиозными нормами. Отсюда распространение театра, например, кажется распространением европейской культуры.

КРАВЕЦ: Разве это не так?

ГЛУШЕНКОВ: Но семьсот, тысячу лет назад как раз в Западной Европе театральное искусство было жёстко ограничено религиозными рамками. В то же время в Византии сохранялись традиции греческого античного театра и театральные представления давались даже на Ипподроме, то есть на крупнейшей публичной сценической площадке Империи. Современники той эпохи могли с такой же убеждённостью говорить, что театр — это восточное, византийское искусство, чуждое западноевропейским ценностям.

Отец Тихон Шевкунов очень верно подметил, что сама эпоха Ренессанса началась в западной Европе только после падения Константинополя, когда византийские мастера культуры эмигрировали в Италию. И, предположу от себя: когда античное искусство перестало восприниматься как искусство чуждого, византийского мира. Когда вопрос конкуренции с Византией утратил актуальность и можно было перенимать эти ценности, не опасаясь, что попадаешь под влияние Константинополя.

КРАВЕЦ: Это различия давних времён, а что можно сказать про современную культуру?

ГЛУШЕНКОВ: Да вот, пожалуйста, голосование на «Евровидении». Казус с Кончитой Вурст — это уже хрестоматийный случай, разделивший Европу на две разные части. Но и во всех прочих голосованиях, никак не связанных с гендерными новшествами, симпатии публики отчётливо делятся: западноевропейские певцы получают гораздо меньшую поддержку в Восточной Европе и наоборот.

ТИМАКОВ: Кстати, та незримая граница на «Евровидении», о которой вы упомянули, давно уже описана в демографии. Это так называемая «линия Хайнала», которая проходит условно от Санкт-Петербурга до Триеста. Британский демограф венгерского происхождения Джон Хайнал провёл свою границу при описании двух моделей брачного поведения. К Востоку и к Западу от этой линии предпочитают в разное время вступать в брак, в разное время после свадьбы заводить детей и так далее. Скептик мог бы предположить, что Восток просто «отстал» от Запада и по мере прогресса его «нагонит». (Именно такое объяснение различий нам постоянно навязывают: Запад — это эталон, а все остальные обязаны его догонять.) Но со времени исследований Хайнала прошло почти три четверти века, а различия не стираются. Больше того, выявляются новые различия в демографических закономерностях. То есть перед нами — граница цивилизаций, разделяющая два разных типа обществ!

ТОЛЬКО ПОНЯВ, КТО МЫ ТАКИЕ, ПОЙДЁМ ВПЕРЁД

КРАВЕЦ: Попробуем подвести итоги: на войне и в геополитике мы с европейцами разные, в культурных симпатиях разные, в демографии, в семейных ценностях разные. Крымская война, Крым современный, Югославия, «Евровидение», «Линия Хайнала»... Список, наверное, можно продолжать.
Но ведь, пожалуй, немало того, что нас объединяет? Может ли объединяющих моментов оказаться больше? Можем ли мы с Европой сотрудничать или нам надо от неё отгородиться?

Ведь, как сказал Александр Посадский, питерский политолог, если мы не Европа, то как Лаврову защищать Россию перед Евросоюзом? Как проводить свою линию нашим дипломатам, которые борются за снятие санкций, за восстановление сотрудничества?

ТИМАКОВ: Интересная постановка вопроса. Если мы не Европа, то придётся отгородиться от Европы. А если мы Европа, то что — придётся отгородиться от Китая, Турции, Ирана? Как тогда Лаврову там работать?

Конечно, надо сотрудничать с Европой. И очень тесно. И учиться там многому можно и нужно. Но сотрудничать надо и с Китаем, и с Индией, и с другими неевропейскими странами — в равной мере со всеми. Везде есть чему поучиться. Не надо только ни под кого прогинаться, не надо никого приглашать в наставники. Мы самодостаточны, самоценны — и в политическом, и в культурном смысле. Мы творим собственную цивилизацию, а не копируем чужую.

ГЛУШЕНКОВ: Здесь я хотел бы процитировать Петра Яковлевича Чадаева, которого, по интеллектуальному недоразумению, считают отцом российских западников. Видимо, это отзвук нашей полицейской традиции: всех инакомыслящих, без разбору, зачислять в агенты Запада. Но Чаадаев на самом-то деле говорил совсем иное. Он, подчёркивая отличия России от Западной, римо-католической Европы, писал: «Мы не принадлежим ни Востоку, ни Западу... Нам следует откровенно оценить себя, понять, что мы такое... Тогда мы пойдём вперёд, и пойдём быстрее других». Это же откровенный призыв к творческой самостоятельности России, а не к примыканию, не к подражанию западным европейцам.

Нам действительно следует понять, что мы такое, осознать ценность собственной цивилизации и её внутренние законы. Тогда мы пойдём вперёд своей дорогой, а не будем числиться в «отстающих» и «догоняющих».

КРАВЕЦ: Спасибо большое за содержательную беседу. Правда, мы мало говорили о религиозном выборе князя Владимира, а это тоже интересный вопрос. Что совершила Русь, принимая христианство: вошла в Европу, как говорит, например, Борис Надеждин, или же утвердила собственную национальную самобытность, как заявил на Соборе Патриарх Кирилл? Думаю, что к этой теме следует ещё вернуться в том же составе.